Был теплый осенний вечер оба семейства сидели

Упражнение 317 — Русский язык 8 класс. Тростенцова, Ладыженская. Учебник

Вопрос

Запишите, раскрывая скобки и выделяя недостающими запятыми обособленные обстоятельства. Отметьте графически границы деепричастных оборотов. • Укажите графически обособленные определения. Чем они выражены?

1. Коляска, покачиваясь 3 и стуча о камни проехала песочный берег и покатила далее. (А. Чехов) 2. Летит коршун над самой землёй плавно взмахивая крыльями, и вдруг останавливается в воздухе точно задумавшись о своей жизни, потом встряхивает крыльями и стрелою несётся над степью, и (не)понятно, (за)чем он летает и что ему нужно. А (в)дали 3 машет крыльями мельница. (А. Чехов) 3. Он бросился на диван, заложил руки (за)голову и остался (не)подвижен почти (с)отчаянием глядя в потолок. (И. Тургенев) 4. Был (пол)день. Хорошо было сидеть на плетне вот так, одному целиком покоряясь тишине и одиночеству, и сняв с головы старую солдатскую ушанку сушить на ветерке мокрые после тяжёлой гребли волосы, бездумно следить за проплывающими в блёклой синеве белыми облаками. (М. Шолохов) 5. Однажды в тёплый осенний вечер оба семейства сидели на площадке перед домом любуясь звёздным небом синевшим глубокою лазурью и горевшим огнями. В эту минуту блестящий метеор сорвавшись откуда(то) из глубины тёмной лазури пронёсся яркою полосой по небу оставив за собой фосфорический след угасший медленно и (не)заметно. (В. Короленко)

Подсказка

Объясним правописание слов:

• непонятно (странно), незаметно (тайно) — не с наречиями на -о, -е;
• зачем, вдали (где?)- наречие;
• за голову (за что?), с отчаянием (с чем?)- существительное с предлогом;
• неподвижен (покоен) — не с прилагательными;
• полдень — слитное и дефисное написание приставки пол-;
• откуда-то — дефисное написание суффиксов — то, -либо, -нибудь.

Источник

Владимир Короленко «Слепой музыкант»

Глава первая

Ребенок родился в богатой семье Юго-западного края, в глухую полночь. Молодая мать лежала в глубоком забытьи, но, когда в комнате раздался первый крик новорожденного, тихий и жалобный, она заметалась с закрытыми глазами в своей постели. Ее губы шептали что-то, и на бледном лице с мягкими, почти детскими еще чертами появилась гримаса нетерпеливого страдания, как у балованного ребенка, испытывающего непривычное горе.

Бабка наклонилась ухом к ее что-то тихо шептавшим губам.

— Отчего… отчего это он? — спрашивала больная едва слышно.

Бабка не поняла вопроса. Ребенок опять закричал. По лицу больной пробежало отражение острого страдания, и из закрытых глаз скользнула крупная слеза.

— Отчего, отчего? — по-прежнему тихо шептали ее губы.

На этот раз бабка поняла вопрос и спокойно ответила:

— Вы спрашиваете, отчего ребенок плачет? Это всегда так бывает, успокойтесь.

Но мать не могла успокоиться. Она вздрагивала каждый раз при новом крике ребенка и все повторяла с гневным нетерпением:

— Отчего… так… так ужасно?

Бабка не слыхала в крике ребенка ничего особенного и, видя, что мать и говорит точно в смутном забытьи и, вероятно, просто бредит, оставила ее и занялась ребенком.

Юная мать смолкла, и только по временам какое-то тяжелое страдание, которое не могло прорваться наружу движением или словами, выдавливало из ее глаз крупные слезы. Они просачивались сквозь густые ресницы и тихо катились по бледным, как мрамор, щекам.

Быть может, сердце матери почуяло, что вместе с новорожденным ребенком явилось на свет темное, неисходное горе, которое нависло над колыбелью, чтобы сопровождать новую жизнь до самой могилы.

Может быть, впрочем, что это был и действительный бред. Как бы то ни было, ребенок родился слепым.

Сначала никто этого не заметил. Мальчик глядел тем тусклым и неопределенным взглядом, каким глядят до известного возраста все новорожденные дети. Дни уходили за днями, жизнь нового человека считалась уже неделями. Его глаза прояснились, с них сошла мутная поволока, зрачок определился. Но дитя не поворачивало головы за светлым лучом, проникавшим в комнату вместе с веселым щебетаньем птиц и с шелестом зеленых буков, которые покачивались у самых окон в густом деревенском саду. Мать, успевшая оправиться, первая с беспокойством заметила странное выражение детского лица, остававшегося неподвижным и как-то не по-детски серьезным.

Молодая женщина смотрела на людей, как испуганная горлица [1] , и спрашивала:

— Скажите же мне, отчего он такой?

— Какой? — равнодушно переспрашивали посторонние. — Он ничем не отличается от других детей такого возраста.

— Посмотрите, как странно ищет он что-то руками…

— Дитя не может еще координировать [2] движений рук с зрительными впечатлениями, — ответил доктор.

— Отчего же он смотрит все в одном направлении. Он… он слеп? — вырвалась вдруг из груди матери страшная догадка, и никто не мог ее успокоить.

Доктор взял ребенка на руки, быстро повернул к свету и заглянул в глаза. Он слегка смутился и, сказав несколько незначащих фраз, уехал, обещая вернуться дня через два.

Мать плакала и билась, как подстреленная птица, прижимая ребенка к своей груди, между тем как глаза мальчика глядели все тем же неподвижным и суровым взглядом.

Доктор действительно вернулся дня через два, захватив с собой офтальмоскоп [3] . Он зажег свечку, приближал и удалял ее от детского глаза, заглядывал в него и, наконец, сказал с смущенным видом:

— К сожалению, сударыня, вы не ошиблись… Мальчик действительно слеп, и притом безнадежно…

Мать выслушала это известие с спокойной грустью.

Источник

Страница:Полное собрание сочинений В. Г. Короленко. Т. 3 (1914).djvu/57

да шопотъ травы или неопредѣленные вздохи степного вѣтра. Все это особеннымъ образомъ гармонировало съ глубиной его душевнаго настроенія. Насколько онъ могъ понимать природу, тутъ онъ понималъ ее вполнѣ и до конца. Тутъ она не тревожила его никакими опредѣленными и неразрѣшимыми вопросами; тутъ этотъ вѣтеръ вливался ему прямо въ душу, а трава, казалось, шептала ему тихія слова сожалѣнія, и, когда душа юноши, настроившись въ ладъ съ окружающею тихою гармоніей, размягчалась отъ теплой ласки природы, онъ чувствовалъ, какъ что-то подымается въ груди, прибывая и разливаясь по всему его существу. Онъ припадалъ тогда къ сыроватой, прохладной травѣ и тихо плакалъ, но въ этихъ слезахъ не было горечи. Иногда же онъ бралъ дудку и совершенно забывался, подбирая задумчивый мелодіи къ своему настроенію и въ ладъ съ тихою гармоніей степи.

Понятно, что всякій человѣческій звукъ, неожиданно врывавшійся въ это настроеніе, дѣйствовалъ на него болѣзненнымъ, рѣзкимъ диссонансомъ. Общеніе въ подобныя минуты возможно только съ очень близкою, дружескою душой, а у мальчика былъ только одинъ такой другъ его возраста, именно—бѣлокурая дѣвочка изъ поссесорской усадьбы…

И эта дружба крѣпла все больше, отличаясь полною взаимностью. Если Эвелина вносила въ ихъ взаимныя отношенія свое спокойствіе, свою тихую радость, сообщала слѣпому новые оттѣнки окружающей жизни, то и онъ, въ свою очередь, давалъ ей… свое горе. Казалось, первое знакомство съ нимъ нанесло чуткому сердцу маленькой женщины кровавую рану: выньте изъ раны кинжалъ, нанесшій ударъ, и она истечетъ кровью. Впервые познакомившись на холмикѣ въ степи со слѣпымъ мальчикомъ, маленькая женщина ощутила острое страданіе сочувствія, и теперь его присутствіе становилось для нея все болѣе необходимымъ. Въ разлукѣ съ нимъ рана будто раскрывалась вновь, боль оживала, и она стремилась къ своему маленькому другу, чтобы неустанною заботой утолить свое собственное страданіе.

Однажды въ теплый осенній вечеръ оба семейства сидѣли на площадкѣ передъ домомъ, любуясь звѣзднымъ небомъ, синѣвшимъ глубокою лазурью и горѣвшимъ огнями. Слѣпой, по обыкновенію, сидѣлъ рядомъ съ своею подругой около матери.

Всѣ на минуту смолкли. Около усадьбы было совсѣмъ тихо; только листья по временамъ, чутко встрепенувшись, бормотали что-то невнятное и тотчасъ же смолкали.

Источник

Был теплый осенний вечер оба семейства сидели

• ЖАНРЫ 360
• АВТОРЫ 277 281
• КНИГИ 654 075
• СЕРИИ 25 022
• ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 427

Для среднего и старшего школьного возраста

Ребенок родился в богатой семье Юго-западного края, в глухую полночь. Молодая мать лежала в глубоком забытьи, но, когда в комнате раздался первый крик новорожденного, тихий и жалобный, она заметалась с закрытыми глазами в своей постели. Ее губы шептали что-то, и на бледном лице с мягкими, почти детскими еще чертами появилась гримаса нетерпеливого страдания, как у балованного ребенка, испытывающего непривычное горе.

Бабка наклонилась ухом к ее что-то тихо шептавшим губам.

— Отчего… отчего это он? — спрашивала больная едва слышно.

Бабка не поняла вопроса. Ребенок опять закричал. По лицу больной пробежало отражение острого страдания, и из закрытых глаз скользнула крупная слеза.

— Отчего, отчего? — по-прежнему тихо шептали ее губы.

На этот раз бабка поняла вопрос и спокойно ответила:

— Вы спрашиваете, отчего ребенок плачет? Это всегда так бывает, успокойтесь.

Но мать не могла успокоиться. Она вздрагивала каждый раз при новом крике ребенка и все повторяла с гневным нетерпением:

— Отчего… так… так ужасно?

Бабка не слыхала в крике ребенка ничего особенного и, видя, что мать и говорит точно в смутном забытьи и, вероятно, просто бредит, оставила ее и занялась ребенком.

Юная мать смолкла, и только по временам какое-то тяжелое страдание, которое не могло прорваться наружу движением или словами, выдавливало из ее глаз крупные слезы. Они просачивались сквозь густые ресницы и тихо катились по бледным, как мрамор, щекам.

Быть может, сердце матери почуяло, что вместе с новорожденным ребенком явилось на свет темное, неисходное горе, которое нависло над колыбелью, чтобы сопровождать новую жизнь до самой могилы.

Может быть, впрочем, что это был и действительный бред. Как бы то ни было, ребенок родился слепым.

Сначала никто этого не заметил. Мальчик глядел тем тусклым и неопределенным взглядом, каким глядят до известного возраста все новорожденные дети. Дни уходили за днями, жизнь нового человека считалась уже неделями. Его глаза прояснились, с них сошла мутная поволока, зрачок определился. Но дитя не поворачивало головы за светлым лучом, проникавшим в комнату вместе с веселым щебетаньем птиц и с шелестом зеленых буков, которые покачивались у самых окон в густом деревенском саду. Мать, успевшая оправиться, первая с беспокойством заметила странное выражение детского лица, остававшегося неподвижным и как-то не по-детски серьезным.

Молодая женщина смотрела на людей, как испуганная горлица [1], и спрашивала:

— Скажите же мне, отчего он такой?

— Какой? — равнодушно переспрашивали посторонние. — Он ничем не отличается от других детей такого возраста.

— Посмотрите, как странно ищет он что-то руками…

— Дитя не может еще координировать [2]движений рук с зрительными впечатлениями, — ответил доктор.

— Отчего же он смотрит все в одном направлении. Он… он слеп? — вырвалась вдруг из груди матери страшная догадка, и никто не мог ее успокоить.

Доктор взял ребенка на руки, быстро повернул к свету и заглянул в глаза. Он слегка смутился и, сказав несколько незначащих фраз, уехал, обещая вернуться дня через два.

Мать плакала и билась, как подстреленная птица, прижимая ребенка к своей груди, между тем как глаза мальчика глядели все тем же неподвижным и суровым взглядом.

Доктор действительно вернулся дня через два, захватив с собой офтальмоскоп [3]. Он зажег свечку, приближал и удалял ее от детского глаза, заглядывал в него и, наконец, сказал с смущенным видом:

— К сожалению, сударыня, вы не ошиблись… Мальчик действительно слеп, и притом безнадежно…

Мать выслушала это известие с спокойной грустью.

— Я знала давно, — сказала она тихо.

Семейство, в котором родился слепой мальчик, было немногочисленно. Кроме названных уже лиц, оно состояло еще из отца и «дяди Максима», как звали его все без исключения домочадцы и даже посторонние. Отец был похож на тысячу других деревенских помещиков Юго-западного края: он был добродушен, даже, пожалуй, добр, хорошо смотрел за рабочими и очень любил строить и перестраивать мельницы. Это занятие поглощало почти все его время, и потому голос его раздавался в доме только в известные, определенные часы дня, совпадавшие с обедом, завтраком и другими событиями в том же роде. В этих случаях он всегда произносил неизменную фразу: «Здорова ли ты, моя голубка?» — после чего усаживался за стол и уже почти ничего не говорил, разве изредка сообщал что-либо о дубовых валах и шестернях. Понятно, что его мирное и незатейливое существование мало отражалось на душевном складе его сына. Зато дядя Максим был совсем в другом роде. Лет за десять до описываемых событий дядя Максим был известен за самого опасного забияку не только в окрестностях его имения, но даже в Киеве на «Контрактах» [4]. Все удивлялись, как это в таком почтенном во всех отношениях семействе, каково было семейство пани Попельской, урожденной Яценко, мог выдаться такой ужасный братец. Никто не знал, как следует с ним держаться и чем ему угодить. На любезности панов он отвечал дерзостями, а мужикам спускал своеволие и грубости, на которые самый смирный из «шляхтичей» непременно бы отвечал оплеухами. Наконец, к великой радости всех благомыслящих людей [5], дядя Максим за что-то сильно осердился на австрийцев [6]и уехал в Италию; там он примкнул к такому же забияке и еретику [7]— Гарибальди [8], который, как с ужасом передавали паны помещики, побратался с чертом и в грош не ставит самого папу [9]. Конечно, таким образом Максим навеки погубил свою беспокойную схизматическую [10]душу, зато «Контракты» проходили с меньшими скандалами, и многие благородные мамаши перестали беспокоиться за участь своих сыновей.

Должно быть, австрийцы тоже крепко осердились на дядю Максима. По временам в Курьерке, исстари любимой газете панов помещиков, упоминалось в реляциях [11]его имя в числе отчаянных гарибальдийских сподвижников, пока однажды из того же Курьерка паны не узнали, что Максим упал вместе с лошадью на поле сражения. Разъяренные австрийцы, давно уже, очевидно, точившие зубы на заядлого волынца [12](которым, чуть ли не одним, по мнению его соотечественников, держался еще Гарибальди), изрубили его, как капусту.

— Плохо кончил Максим, — сказали себе паны и приписали это специальному заступничеству св. Петра за своего намесника. Максима считали умершим.

Оказалось, однако, что австрийские сабли не сумели выгнать из Максима его упрямую душу и она осталась, хотя я в сильно попорченном теле. Гарибальдийские забияки вынесли своего достойного товарища из свалки, отдали его куда-то в госпиталь, и вот, через несколько лет, Максим неожиданно явился в дом своей сестры, где и остался.

Источник

ГДЗ Русский язык 8 класс Ладыженская. §51. Обособленные обстоятельства. Выделительные знаки препинания при них. Упражнение №317

Запишите, раскрывая скобки и выделяя недостающими запятыми обособленные обстоятельства. Отметьте графически границы деепричастных оборотов.
• Укажите графически обособленные определения. Чем они выражены?
1 . Коляска, покачиваясь и стуча о камни проехала песочный берег и покатила далее. (А. Чехов)
2 . Летит коршун над самой землёй плавно взмахивая крыльями, и вдруг останавливается в воздухе точно задумавшись о своей жизни, потом встряхивает крыльями и стрелою несётся над степью, и (не)понятно, (за)чем он летает и что ему нужно. А (в)дали машет крыльями мельница. (А. Чехов)
3 . Он бросился на диван, заложил руки (за)голову и остался (не)подвижен почти (с)отчаянием глядя в потолок. (И. Тургенев)
4 . Был (пол)день. Хорошо было сидеть на плетне вот так, одному целиком покоряясь тишине и одиночеству, и сняв с головы старую солдатскую ушанку сушить на ветерке мокрые после тяжёлой гребли волосы, бездумно следить за проплывающими в блёклой синеве белыми облаками. (М. Шолохов)
5 . Однажды в тёплый осенний вечер оба семейства сидели на площадке перед домом любуясь звёздным небом синевшим глубокою лазурью и горевшим огнями. В эту минуту блестящий метеор сорвавшись откуда(то) из глубины тёмной лазури пронёсся яркою полосой по небу оставив за собой фосфорический след угасший медленно и (не)заметно. (В. Короленко)

Источник