Михаил Щербаков. Моё королевство
По осенним годам тяжела тишина,
словно кто-то вот-вот постучится.
И пускай уж зима, если будет весна.
А не дай Бог, весны не случится!
И уже не спасают ни дом, ни очаг,
не влекут корабли и вагоны.
И то слева, то справа на штатских плечах
проступают погоны.
Впереди темнота, позади ничего.
И горит человек в беспокойстве.
И гудят беспокойные мысли его
об ином социальном устройстве.
Он прочёл, разбирая санскрит и латынь,
о властителях вольных и диких.
Он, скитаясь, бродил по обломкам святынь,
по руинам империй великих.
Меж времён и племён он искал без конца
вариант идеального строя.
Но нигде не нашёл для себя образца
и не встретил покоя.
И теперь в захолустье, в трущобе, в дыре,
отыскав подходящее место,
совершенно один, на пустом пустыре,
он возводит своё королевство.
Кропотливо, ценою большого труда,
он рисует проекты и карты.
Он один воздвигает свои города
и свои водружает штандарты.
И, шагая под знаменем скорбной любви,
он навек упраздняет погоны,
Как январь белоснежны его корабли,
и прекрасны законы.
И, хотя он не скрыт от порочной среды
и от мрака жестоких наследий,
если грянет беда, то причиной беды
будет только коварство соседей.
Он один, беззащитен, высок, умудрён,
мастерит, укрепляет и лепит.
А потом отрешённо восходит на трон…
И в душе его трепет.
Источник
Михаил Щербаков — Мое королевство (стихи) | Текст песни
По осенним годам тяжела тишина,
словно кто-то вот-вот постучится.
И, пускай уж, зима, если будет весна,
а, не дай бог, весны не случится.
И уже не спасает ни дом, ни очаг,
не влекут корабли и вагоны
и, то слева, то справа, на штатских плечах,
проступают погоны, погоны, погоны, погоны.
Впереди темнота, позади — ничего,
и горит человек в беспокойстве,
и гудят беспокойные мысли его
об ином социальном устройстве.
Он прочёл, разбирая санскрит и латынь,
о властителях вольных и диких.
Он, скитаясь, бродил по обломкам святым,
по руинам империй великих.
Меж племён и времён он искал без конца
вариант идеального строя,
но нигде не нашёл для себя образца
и не встретил покоя, покоя, покоя, покоя.
И теперь в захолустье, в трущобе, в дыре,
отыскав подходящее место,
совершенно один, на пустом пустыре,
он возводит своё королевство.
Кропотливо, ценою большого труда,
он рисует проекты и карты,
он один воздвигает свои города
и свои водружает штандарты.
И, шагая под знаменем скорбной любви,
он навек упраздняет погоны.
Как январь белоснежны его корабли
и прекрасны законы, законы, законы, законы.
И хотя он не скрыт от порочной среды
и от мрака жестоких наследий,
если грянет беда, то причиной беды
будет только коварство соседей.
Он один беззащитен, высок, умудрён,
мастерит, укрепляет и лепит.
А потом отрешенно восходит на трон,
и в душе его трепет.
Источник
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Щербаков Михаил
Книга «Стихи»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
лучники, бомбометатели и трубачи. Пусть почивают и прочие
то есть погонщики разной полезной скотины,
и слуги, кормившие ваших собак,
и сами собаки, и все их мохнатые дети.
Я же, покуда вы спите,
подвергну сомнению древние книги, воспевшие вас. Следом за тем я подвергну сомнению
подвиги ваши и важность любого из них. После чего, разумеется,
я и самих вас подвергну сомнению,
а заодно уж, конечно, и воинов ваших,
и даже ни в чем не повинных слуг и собак.
И, наконец, я подвергну сомненью
сомненье свое и себя самого вместе с ним. Спите, мои дорогие. Когда вы проснетесь, увидите,
все уже будет не так.
Кончался август, был туман, неслась галактика. По речке плыл катамаран, кончалась практика. А мы навстречу по реке шли на кораблике, И рассуждали о грехе, и о гидравлике.
Сердечный гам, словесный хлам, ни слова в простоте, С катамарана люди нам кричали «Здравствуйте! Дай бог вам счастья или чуда за скитания, Но вы туда, а мы оттуда — до свидания. «
Добра пора, туман — труха, вода мудра в реке. А что мы смыслили в грехах, а что в гидравлике? Да не словечка в простоте, моя прекрасная; Какая чушь, зато хоть тема безопасная.
Мы все поймем, мы обойдем, мы впредь условимся, Не то за старое начнем, не остановимся. Грехи — как камни из реки — сосет под ложечкой. Не отпускай мне все грехи, оставь немножечко.
Дал течь кораблик, стал тонуть, стоял и протекал. Мы все спасались как-нибудь, кончалась практика. Я ж отпустил синицу вновь, ловя журавлика, Вот весь и грех, и вся любовь, и вся гидравлика.
Зачем чего-то объяснять, давно все понято, И неудобно как-то ждать, когда прогонят-то. Тони, корабль, лети журавль, а мы бескрылые. Сокрой, туман, катамаран. Прощайте, милые.
Любить. не стоит труда.
Любовь, как истина, темна и, как полынь, Горька. И соль все солонее с каждым пудом. Пора менять пейзаж. Нельзя же быть верблюдом Весь век, ad finem, до последнего «аминь».
Конца не будет череде ученых книг. Словарь в пустыне — невеликая подмога. Блажен, кто духом тверд и в истину проник. Но истин много, много.
Порой Фортуна предо мною, как во сне, Встает — и вижу, что глаза ее незрячи. Дразня обилием, из года в год богаче, Ее сокровища подмигивают мне.
Краду. В наш век один ленивый не крадет. Беру запретный плод и звонкую монету. Слепа судьба и даже ухом не ведет. Но счастья нету, нету.
«Воспрянь, — внушает мне мой ангел-проводник, Терпи, полынь пройдет, начнутся цикламены. Равно полезен мед любви и яд измены Тому, кто духом тверд и в истину проник.»
«Ты прав, — киваю я, — Измена пустяки. Любовь важней, но и она трудов не стоит. » И взор мой весел, и стопы мои легки. Но сердце ноет, ноет.
Никто из нас не знал надежнее лазейки Из царства холодов в республику тепла: Мы собирались все у маленькой хозяйки, Она была всегда мила и весела. И в долгий летний день и в зимний день короткий Неведомо за что сьедали нас дела: Но вечером мы все у маленькой красотки Сходились,и она всегда была мила.
Сходились голоса, сплетались интересы, Не портила бесед ни ссора, ни вражда. И все мы вновь и вновь у маленькой принцессы Встречались, и она. она была всегда. Ее любили все — чем дальше, тем сильнее. Никто не знал, когда все это началось, Чем лучше было нам, когда мы были с нею, Тем хуже было нам, когда мы были врозь.
И приближался крах веселой нашей шайки Поскольку где любовь — там ревность и раздор. До некоторых пор у маленькой хозяйки Не видывали ссор, но с некоторых пор Мы, перья распустив, вытягивали шеи, Сверкая в полутьме огнем ревнивых глаз. Чем дальше, тем острей, чем дольше, тем сильнее Претензии росли у каждого из нас.
И так за часом час — никак не разберемся, И каждый, наконец, решил себе тогда, Что надо уходить, не то передеремся, И вот мы разошлись — обратно в холода. А милый наш кумир, прелестная игрушка, Стояла у окна, глядела нам вослед. Она любила всех, ей было очень грустно, Не менее, чем нам. Но, может быть, и нет.
На берегу, что прян и цветист, как сад, У голубого края большой воды, В той стороне, откуда назад
Ничьи не ведут следы,
Радужный блеск висит в водяной пыли, Словно ковер волшебный — не шит, не ткан, А за ковром, на мысе вдали
Негрозно дымит вулкан.
Там никому ничто никогда
Уже не пойдет во вред. Есть ли там время? Может и да,
Но лучше считать, что нет.
Именно там научишься ты молчать, Там отворишь ты слух и сомкнешь уста, Там, наконец, ты станешь опять
Свежа, молода, чиста.
Лишь замолчав, уверуешь в то, что звук, Сущий в тебе, прекрасен, правдив и нов, И, как струна без помощи рук,
Сумеешь ты петь без слов.
Там, на пространстве, где полюса
Не знают земной версты, Дивный канон ведут голоса
Таких же теней, как ты.
Тот Дирижер, чья воля равна судьбе, Где-нибудь меж невидимых арф и домр Не отведет ли место тебе,
Не будет ли он так добр?
Но уж тогда звучи, не ища сурдин, Вся утони в мелодии, как в любви, Всхлипывай — если ты клавесин,
А если орган — реви.
Так ли все выйдет? Может и нет,
Но лучше считать, что да. Влейся в канон, врасти в менуэт
И в нем пребывай всегда.
На берегу, что прян и цветист, как сад, У голубого края большой воды Слушай лишь тот единственный лад,
Цени только те плоды.
Не возвращайся даже ко мне, ко мне. Не приходи ни мертвою, ни живой. Даже с тобою наедине
Я буду теперь не твой.
О, потерпи, разрыв невелик,
Вернется звено к звену; Скоро и я утрачу язык
И тоже уста сомкну.
У голубого края большой воды.
МОЕ КОРОЛЕВСТВО 1
По осенним годам тяжела тишина, Словно кто-то вот-вот постучится. И пускай уж зима, если будет весна. А не дай Бог, весны не случится!
И уже не спасает ни дом, ни очаг, Не влекут корабли и вагоны. И то слева, то справа на штатских плечах Проступают погоны, погоны, погоны.
Впереди темнота, позади ничего. И горит человек в беспокойстве, И гудят беспокойные мысли его Об ином социальном устройстве.
Он прочел,разбирая санскрит и латынь, О властителях вольных и диких. Он,скитаясь, бродил по обломкам святынь, По руинам империй великих.
Источник
Михаил щербаков по осенним годам тяжела тишина
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 304
- КНИГИ 654 086
- СЕРИИ 25 022
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 454
— Descensus ad inferos («Вот изобретенная не мною и не мне. «) — Автопародия («Не жалко двуногих. Кому их возня. «) — Аллилуйя («Помнишь, как оно бывало. «) — Балаган («В одних садах цветет миндаль, в других метет метель. «) — Балаган II («За тот же самый горизонт. «) — Балтийские волны («Норд-вест, гудки, синева. «) — В белой мгле ледяных высот. — Века плывут, подобно китам, в своей среде молчаливой. — Вечное слово («Из руин и забвенья, из пепла и крови. «) — Вишневое варенье («Теперь на пристани толпа и гомонит, и рукоплещет. «) — Вместо того, чтоб гнить в глуши. — Во славу Греции твоей и всех морей вокруг. — Восточная песня I («Двенадцать лун на знамени моем. «) — Восточная песня II («Слушай, мальчик: нелегко мне. «) — Восходя дорогой горной. — Вряд ли собой хороша, но скромна и нарядна. — Все равно не по себе («Такие ясные глаза нас от печали и сомнений ограждают. «) — Вьюга замолчит. Заря окрасит. — Дорога («Далеко до срока, до края далеко. «) — Другое обращение к герою («Проживи, как я, хоть двести. «) — Еще младенцем, однажды где-то. — Затем же, зачем рыжий клоун рыж. — Известно стало, что вблизи от города, в лесах. — Издалека вернувшись туда, где не был долго. — Какой кошмар: жить с самого начала зря. — Кибитка («Все скрылось, отошло, и больше не начнется. «) — Ковчег неутомимый («Надежды прочь, сомнения долой. «) — Когда бы ты была великой королевой. — Колыбельная («Спит Гавана, спят Афины. «) — Колыбельная безумца («Спите, мои благородные предки. «) — Кораблик («Кончался август, был туман, неслась галактика. «) — Любовь, как истина, темна и, как полынь. — Маленькая хозяйка («Никто из нас не знал надежнее лазейки. «) — Менуэт («На берегу, что прян и цветист, как сад. «) — Мое королевство 1 («По осенним годам тяжела тишина. «) — На всей земле I («Без цели, без дорог. «) — Навещая знакомый берег. — Ничему не поверю, ничем не прельщусь. — Песенка о молодости («Ой, чистое окно! За окном — воля. «) — Прощальная («Вы нам простите, если что. «) — Прощальная II («Вчера, и сегодня, и завтра, и после, почти незаметно. «) — Прощание славянки («Когда надежды поют, как трубы. «) — Пустые бочки вином наполню. — Рождество (колебания) («От начальной, навязчиво ноющей ноты. «) — Романс 1 («Давным-давно, мой бедный брат, оставил ты дела. «) — Романс 2 («Что отнято судьбой, а что подарено. «) — Романс-марш («Порою давней, хмельной да резвой. «) — Стихи о прекрасной даме («Для тех несчастных, кто словом первым. «) — Трубач («Ах, ну почему наши дела так унылы. «) — У нас опять зима («У нас опять зима. Снега идут кругами. «) — Частушки («О чем молчишь ты снова. «) — Шансон («Вершит народ дела свои — пройдохи ищут славы. «) — Шарманщик («Мало ли чем представлялся и что означал. «) — Это должно случиться. Время вышло, колокол бьет. — Юбилейная («А нас еще осудят, а мы еще ответим. «) — Я чашу свою осушил до предела.
DESCENSUS AD INFEROS
Вот изобретенная не мною и не мне принадлежащая, цветная и наглядная вполне как пасть вампира картина мира.
В центре композиции, меся дорожный прах, босая девочка идет туда, где тонут в облаках огня и смрада ворота ада.
Смутны и круглы, как у закланного тельца, ее глаза — и портят несколько монгольский тип лица, в чем азиаты не виноваты.
Десять крокодилов, двадцать гарпий, тридцать змей и сорок ящериц унылой свитой тянутся за ней в порядке строгом по всем дорогам.
Ужас неизбежной кары, страх пяти секунд перед концом — известен даже этим монстрам, что текут за нею следом. А ей — неведом.
Тут бы полагалось мне промолвить что-нибудь на тему высшей справедливости, однако увильнуть от главной темы умеем все мы.
Все мы, находясь по эту сторону стекла, лишь наблюдатели, не больше. Я из общего числа не выпадаю, я наблюдаю.
Девочка, почти ребенок, в прах босой ногой ступая, движется, как пастырь обезумевший, в огонь ведя все стадо, к воротам ада
Мимо райских рощ, а также пастбищ и плодов благоуханных, на которые я здесь не трачу слов, раз ей угодней мрак преисподней.
Не жалко двуногих. Кому их возня важна, антр ну суа ди? Я также не нужен. Не жалко меня, хоть пропадом я пропади.
Напрасно усталый страдающий брат взывает о помощи днесь: не жалко и брата. Он сам виноват, впредь будет рождаться не здесь.
. Металл, электрический свет, кислород, химический вкус, аромат. Очнувшись, двуногий себя узнает с трудом. А моторы гудят.
И руки, любовницу не доласкав, хватаются за рычаги. О ты, уплывающий вдаль батискаф, сердце свое сбереги!
Сквозь сумрак мне видится кормчий хромой, изящна его хромота. И волны бегут, так сказать, за кормой. Вот именно, что от винта.
И музыка, как на балу в Тюильри, мне слышится ночь напролет. Но что за грядущей за этим зари товарищ, не верь! Не взойдет.
Помнишь, как оно бывало? Все горело, все светилось, Утром солнце как вставало, Так до ночи не садилось.
А когда оно садилось. Ты звонила мне и пела: «Приходи, мол, сделай милость, Расскажи, что солнце село. «
И бежал я, спотыкаясь, И хмелел от поцелуя, И обратно брел, шатаясь, Напевая «аллилуйя».
Шел к приятелю и другу, С корабля на бал, и с бала На корабль, и так по кругу, Без конца и без начала.
На секунды рассыпаясь, Как на искры фейерверка, Жизнь текла, переливаясь, Как цыганская венгерка.
Круг за кругом, честь по чести, Ни почетно, ни позорно. Но в одном прекрасном месте Оказался круг разорван.
И в лицо мне черный ветер Загудел, нещадно дуя. А я даже не ответил, Напевая «аллилуйя».
Сквозь немыслимую вьюгу, Через жуткую поземку, Я летел себе по кругу И не знал, что он разомкнут.
Лишь у самого разрыва Я неладное заметил И воскликнул: «Что за диво!» Но движенья не замедлил.
Я недоброе почуял, И бессмысленно, но грозно Прошептал я «аллилуйя», Да уж это было поздно.
Те всемирные теченья, Те всесильные потоки, Что диктуют направленья И указывают сроки,
Управляя каждым шагом, Повели меня, погнали Фантастическим зигзагом По неведомой спирали.
И до нынешнего часа, До последнего предела Я на круг не возвращался, Но я помню, как ты пела.
И уж если возвращенье Совершить судьба заставит, Пусть меня мое мгновенье У дверей твоих застанет.
Неприкаянный и лишний, Окажусь я у истока. И пускай тогда Всевышний Приберет меня до срока.
Источник
