Региональный сайт детских библиотек
 Внуков Н.А. | ОТЗЫВЫ | ПИСЬМО ПИСАТЕЛЮ |
Отзыв на книгу Н.А.Внукова «Наша восемнадцатая осень»
Прочитать это произведение мне посоветовал сам Николай Андреевич. Я знал, что оно автобиографично, что Николай Внуков ушел на фронт, когда ему даже не исполнилось 18 лет. Первые страницы повести рассказывают нам, как у недавнего школьника Пономарёва Иллариона, призванного на военную службу, с каждой минутой, секундой всё меняется в жизни. Вчерашний романтик, почитатель Дон Кихота, мечтающий о смелых подвигах, радующийся войне, возможности проявить себя как настоящий герой. Вот таким предстает перед нами Илька. Да и его друзьям-одноклассникам кажется всё в розовом свете. Ещё никто из них не знает, что такое война, страх, смерть. Каждый из них мечтает о будущем, как, например, Витя Денисов непременно хочет посвятить себя музыке: «потому, что музыка делает человека счастливым». Да все они верят, что всё у них ещё впереди: и верная любовь, и мужская дружба, и счастливая долгая жизнь. И, наверно потому так не сразу прислушиваются к мудрым, выстраданным и таким необходимым в солдатской жизни советам своего старшины Цыбенко. С удивительным чувством благодарности, даже нежности к этому человеку пишет о нем Внуков. Из всех героев повести я полюбил его больше других. Цыбенко внешне напоминает русского богатыря, такой же широкоплечий, могучий, а манера разговора очень забавная: очень живописная смесь украинского и русского языка. Он не кричит, не командует, а порой «журчит», прекрасно осознавая все страхи, навалившиеся на совсем неопытных бойцов. Он учит их как-то по-отечески: и как из пулемёта строчить, и как танк ловчее подбить, и что только с виду этот «тигр» грозен. Я бы очень хотел, чтобы у меня был такой отец. Мне кажется, что тогда бы я стал несколько другим человеком, более правильным что ли. А как он заботлив он со своими новобранцами, бережёт каждого из них, перед начальством выгораживает, да и нехитрому солдатскому житью-бытью потихоньку учит, словно отец родной. А когда получил Ларька извещение о гибели отца, которого больше жизни любил, на которого во всем равнялся, и тут на помощь пришёл старшина: «Ничего, солдат, плачь, бо слёзы тоже огонь. Я вже пятерых за ридных своих положил. И ещё положу десяток. И ты зроби так же.» Когда я читал об этом я тоже плакал, мне было не стыдно своих слез. Плакал, когда Ларькин отец защитил упавшую лошадь. Мы, русские, лошадей жалеем, а они фашисты носили в карманах «молитвы» своего фюрера, что они сверхчеловеки и должны убить каждого, даже стариков и детей. Что это за «религия» такая, которая и сейчас находит поддержку в современной молодежной сред?! Мне кажется, что неофашисты делают ставку на культ силы, вседозволенности. Чтобы противостоять этому, нужны серьезные патриотические организации, действующие среди школьников.
Когда Ларька ведет пленного немца в штаб, я тоже кожей чувствовал страх перед этим уверенным, ничем не смущаемым фашистом, он даже ягодки по дороге собирал. Николай Андреевич ничего не скрывая и мне, кажется ничего не приукрашивая, рассказал нам всё о самом начале своей фронтовой биографии. О том, как было страшно, как хотелось, чтобы побыстрее вступали в бой наши основные войска, как он плакал, когда стреляла «катюша», как трудно давались первые бои, голод, холод, как болела душа за маму.
Те, кто окончил школу перед войной, были другие. Они уважали старших, к армии относились по-другому, мне, кажется, они были сильнее нас духом, ответственнее. Хотя, может начнись сейчас война, и мы бы изменились, стали бы ценить, то, что сейчас отрицаем.
Я благодарен Николаю Андреевичу за эту книгу! Она опять стала для меня учебником жизни, как когда-то повесть «Один». У меня такое ощущение, что я тоже рыл ячейку, выслеживал немецкие танки, терял на поле первого же боя своих друзей. Я всё время слышал вой немецких самолётов, боролся со сном и усталостью.
Но самое главное: я понял, как человек становится убийцей, а как солдатом: «Я понял, что дерусь не только за будущее своё и своих друзей, но и за прошлое, за Пушкина, за Тургенева, за Маяковского, за всю тысячелетнюю историю нашу, за голубое небо и за великую тишину над полями Родины.» На плечах таких вчерашних школьников и их старших товарищей мы вынесли все тяготы этой кошмарной войны и наше счастье, что находятся среди них мужественные и безусловно талантливые люди, которые наперекор всему: своей боли, страданиям, которые приносят воспоминания, всё же пишут о войне. Для таких, как мы, избалованных, ленивых, чёрствых.
Постняков Вячеслав, 14 лет
Бокситогорская детская библиотека, Ленинградская область, 2004г.
- Внуков Н.А. Наша восемнадцатая осень/ Н.А.Внуков; Ил. А.Алексеев.-Л.: Дет.лит., 1970.-151c.: ил.
Книги писателя - Внуков Н.А. Один: Повесть/ Н.А.Внуков; Рис. И.Жмайлова.-Л.: Дет.лит., 1985.-127с.: ил. Книги писателя
Источник
Николай Внуков — Наша восемнадцатая осень
Николай Внуков — Наша восемнадцатая осень краткое содержание
Автобиографическая повесть писателя Николая Андреевича Внукова рассказывает о его последнем школьном лете, о первом жестоком бое, в который довелось попасть ему и его вчерашним одноклассникам. Семнадцатилетние мальчики воюют как герои, а в перерывах между боями пишут письма матерям и вспоминают, как бегали купаться, танцевали на школьных вечерах и ходили в горы за кизилом. Солнечные дни детства, мирная жизнь ещё так близко — и уже так бесконечно, невозвратно далеко… И взрослая жизнь смотрит на них суровым взором войны.
Пронзительно простые, далёкие от всякого пафоса строки повести навсегда остаются в памяти. Это нужно помнить. Это нужно знать тем, кто входит во взрослую жизнь сегодня.
Наша восемнадцатая осень — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Наша восемнадцатая осень
Есть селение Эльхотово в Северной Осетии на Кавказе. С двух сторон оно сжато Сунженскими горами, Белые саманные домики под черепичными крышами тонут в садах. Канавы и пустыри заросли конским щавелем и крапивой. За крайними домами ворчит, перекатываясь через камни, Терек. А в самом селении тишина. Изредка прогрохочет по шоссе: грузовик с кузовом, до краев наполненным желтыми кукурузными початками. Пронесется пассажирский автобус. Промчится по одноколейке железнодорожный состав на Орджоникидзе. Качнутся под ветром тонкие седые тополя, и снова — тишина, горы, солнце… Ребята, играющие в долине Терека за селением, часто выкапывают из земли винтовочные гильзы, перержавевшие обоймы и скрученные, зазубренные кусочки металла. Только по рассказам дедов они знают, что это — следы того боя, который прогремел над селением в сентябре 1942 года. Много лет спустя мне вновь довелось побывать в тех местах, пройти по долине Терека, постоять на новом мосту, увидеть те горы, и я вспомнил, как все это было…
Светлой памяти школьных моих товарищей, не пришедших с войны
Я томлюсь у доски. Пишу доказательство этой несчастной теоремы, но получается не то, что нужно; стираю написанное сухой тряпкой и снова пишу, и с ужасом замечаю, что опять получается не то, и снова стираю. Белая меловая пыль носится вокруг меня, от нее щекотно в носу и першит в горле. Я весь в белом, как мельник. За спиной тревожно замер класс, затих Борис Александрович, А я снова пишу на доске какую-то белиберду и боюсь оглянуться, боюсь увидеть лица ребят и особенно — лицо математика.
Идет последний, контрольный опрос перед концом четверти. Решается судьба самой важной для меня оценки. Решается — быть или не быть, И вот на тебе — так глупо, так примитивно попался, Ведь я наизусть знаю ее, эту теорему, Но рука почему-то выводит на доске глупые, скачущие строчки;
Жил-был на свете
Серенький котик,
Серенький котик
У девочки Жени…
В голове противный пустой звон, Ни единой мысли нет в голове, только эти проклятые строчки.
Что же это со мной творится, что?
В классе грозная тишина, Даже математик не приговаривает как обычно: «Так-так-так…» и не стучит пальцами по столу. Хоть бы застучал, хоть бы кашлянул, хоть бы скрипнул стулом…
А за окном уже вечереет и стоят печальные, поникшие клены на пустынном школьном дворе.
Только бы не увидел Борис Александрович то, что я вывожу на доске. Я пытаюсь заслонить написанное своим телом, стираю прямо ладонью, но пальцы, пересохшие от меловой пыли, издеваясь надо мной, снова выписывают:
Жил-был на свете
Серенький котик…
Тишина сзади становится еще глубже, еще острее. От нее замирает тело, приостанавливается дыханье.
…А может быть, я схожу с ума?
Может быть, все ребята, и девчонки, и Борис Александрович видят это и оттого так страшно молчат?
Я сжимаю мел в кулаке и, глубоко вздохнув, оборачиваюсь.
Тусклые, затянутые пылью парты стоят тремя мертвыми шеренгами. Серой пудрой припорошен учительский стол, К нему плотно придвинут стул, залитый чернилами. На стене вместо портрета Ньютона картинка с двумя купающимися девочками и немецкой надписью: «Анна унд Марта баден». Кто ее принес сюда? Для чего? Никогда раньше в нашем классе не было этой картинки.
Я прислоняюсь спиной к доске. Жуть ползет ко мне из серых углов. Ноги словно приклеились к полу, От затылка к лопаткам опускается мелкая дрожь. Мел выпадает из моей руки, катится по полу, и стук его похож на треск мотоцикла.
Невидимый Борис Александрович хватает меня за плечи и сильно встряхивает.
— Повестка! Ты слышишь? Повестка!
Я пытаюсь вырваться из его рук, но он холодными проволочными пальцами снова хватает меня:
Я делаю рывок назад, ударяюсь головой о доску и открываю глаза. Надо мной стоит мать, Это она сдернула с меня одеяло. У нее бледное, испуганное лицо, В руке голубой листок бумаги.
Я ничего не понимаю спросонья.
— Да повестка же! — повторяет мать. — Распишись. Он ждет.
— Кто ждет? Какая повестка?
— На войну, — говорит мать, и голос у нее странно сдавлен. Листок у меня в руках. Маленький голубой листок, В промежутки между типографской печатью фиолетовыми чернилами вписаны слова. Вписана моя фамилия.
Гражданину Пономареву Иллариону Алексеевичу надлежит в шестичасовой срок (до шестнадцати ноль-ноль) явиться в городской военный комиссариат, улица Красная, 10, В случае неявки — ответственность по закону военного времени.
Иметь при себе приписное свидетельство, кружку, ложку, полотенце, мыло, зубную щетку, смену белья и двухдневный запас пищи.
Военком подполковник Коростелев.
— Распишись здесь. — Мать тычет пальцем в отрывной талон.
На корешке повестки так и напечатано: «Отрывной талон. Возвращается в военкомат».
Я шлепаю босыми ногами к письменному столу, ищу среди старых школьных тетрадок карандаш. Мельком взглядываю в окно.
У плетня нашего сада, у самой калитки, стоит серый от пыли мотоцикл. В седле, опираясь одной ногой о землю, сидит военный в зеленой фуражке. Фуражка придерживается ремешком под подбородком. Гимнастерка крест-накрест перехвачена ремнями, В выцветшей зеленой петлице тускло светится красный треугольничек. Значит, это младший сержант. Лицо у него темное, обточенное ветром, застывшее. Он ждет, слившись со своим мотоциклом, безразлично глядя в наш сад серыми, усталыми глазами.
Я нахожу карандаш, царапаю на талоне повестки свою фамилию. Грифель ломается на росчерке, Я смахиваю обломок на пол и как есть — в трусиках и майке — выбегаю во двор.
Мотоциклист протягивает руку в черной краге. На меня он не смотрит. Видимо, ему до чертиков надоело все это. Видимо, он с рассвета гоняет по городу.
Он выхватывает у меня талон, засовывает его в планшет, бормочет:
Потом бьет ногой пусковую педаль, будто пришпоривая мотоцикл. Двигатель взрывается оглушительным треском. Черные краги плотно ложатся на концы никелированных рогов.
— Приписное смотри не забудь. — бросает мотоциклист, И облако пыли и синеватого чада уносит его дальше по улице.
В кухне меня обнимает мать. Лицо у нее мокрое, глаза красные.
Источник
Николай Внуков «Наша восемнадцатая осень»
Наша восемнадцатая осень
Повесть, 1970 год
Язык написания: русский
Для Николая Андреевича Внукова эта повесть является автобиографической. Он рассказывает о своём последнем мирном лете перед войной и о первом жестком сражении, в котором ему довелось участвовать. Он и его бывшие одноклассники совсем ещё мальчишки. Разве это много семнадцать лет? Но сражаются они уже как герои. Их солнечные дни детства, привычная, мирная жизнь ещё так близко — и уже так бесконечно, невозвратно далеко…
gamarus, 16 сентября 2015 г.
Раз десять начинал писать этот отзыв, и каждый раз удалял черновик. Очень трудно было найти подходящие слова, которые могли бы передать мои чувства, во время чтения, включая и безмерную благодарность Автору за эту книгу. А не поделиться впечатлениями я тоже не мог. И даже если вам мои слова покажутся корявыми, банальными и плохо передающими действительно сильные эмоции, то прошу это списать на невозможность мною, как рецензента, в минуты сильного волнения, чётко высказать свои мысли.
Издательство «Речь» не так давно переиздало серию ретро-повестей и рассказов советских и русских авторов, в центре которых дети разных поколений. Серия называется «Вот как это было». Подборка даже при беглом знакомстве выглядела многообещающей, как по качеству издания, так и по содержанию. Мне, как отцу двоих детей, трудно было устоять перед искушением, пополнить домашнюю библиотеку несколькими книгами. Во-первых, хотелось, чтобы дети приобщились, во-вторых, чего уж тут скрывать, сам я тоже любитель окунуться в такую литературу. Взялся я именно за эту повесть, наверное, потому, что тут уже само название «Наша восемнадцатая весна» в совокупности с темой Великой отечественной войны рождало кучу сильных эмоциональных ассоциаций. Я не ошибся, в выборе, а прочитав всего пару страниц, понял, что книга предлагает мне нечто большее, чем я ожидал. Она рассказывала правду, рассказывала, как это было.
Действие книги начинается в курортном городке Северного Кавказа в августе сорок второго года. Война повсюду: и в газетах, и по радио и в разговорах соседей, да и фронтовая линия всего в каких-то ста, может чуть больше, километрах. Но, несмотря на это, вчерашним школьникам кажется, что она ещё где-то далеко и сердце не хочет понимать того, что не сегодня-завтра она постучится и в их дверь.
Герой повести Ларька Пономарёв, которому должно стукнуть 18 лет только через пару месяцев, как и его одноклассники, получают повестку о досрочном призыве в армию. С этого момента, по сути, и начинается повествование.
Книга, как я уже говорил, с первых же страниц завораживает, не только лёгким, понятным и в тоже время богатым языком, но ещё и своей правдивостью. Достоверность происходящего, чувства, поступки, диалоги, настолько реальны, что не оставляют не единого шанса быть безучастным. Здесь нет лозунгов, пафоса, надрыва, нет здесь и лихого геройства. Будет всё по-честному, без прикрас. И вот эта честность настолько искренняя, настолько не замутнёно-светлая и в тоже время печально-горькая, что читать без мурашек, без кома в горле, без ломоты в переносице просто невозможно.
Герои книги это не вчерашние дети, они всё ещё дети. Они даже толком не напуганы, они растерянны, сбиты с толку, их разум цепляется за любые незначительные, но родные мелочи в попытке запомнить двор, улицу, знакомые лица всё, что будет напоминать о доме, напоминать о мире и отодвигать мысли о войне.
Николай Внуков скрупулёзно и досконально воспроизводит, из своих собственных воспоминаний, всю картину ощущений, настроений, переживаний, которую может испытывать ребёнок, отправляющийся на фронт и принявший свой первый бой.
Но не подумайте, что повесть удручающе мрачная и тоскливая. С мальчишками будут их светлые и очень яркие воспоминания: о родителях, школе, девчонках, ребячьих забавах. Рядом будут друзья, будут наставники.
Незабываемый образ в книге — это сержант Цыбенко. Умудрённый опытом вояка, с хорошим и добрым чувством юмора, говорящий на чудесном русско-украинском диалекте, влюбляет в себя с первого же появления в книге. Но и тут, узнав, что ему всего 26 (!) лет, непроизвольно стискиваешь зубы от привкуса горечи и вселенской несправедливости, что отбирает у молодых детство и молодость.
Будут уходить и жизни. И опять же, Автор не будет спекулировать эмоциями, опишет все, так как и должно быть, когда это происходит не в книгах или кино, а по-настоящему, в реальной жизни.
И если говорить о возрасте наших героев, то нельзя не упомянуть и того факта, что уже прочитав книгу и знакомясь с краткой заметкой о Николае Внукове, на меня опять вылили ушат холодной воды. Понятно, что история Иллариона Пономарёва автобиографическая, но совершенной неожиданностью для меня стало то, что на самом деле события происходят с ребятами на год младше. Из-за цензурных соображений, сославшись, на то, что во время войны не забирали 16-17 летних подростков на фронт, Автора попросили поменять название книги и возраст героев.
В заключении хочу ещё раз сказать, что очень благодарен судьбе, что свела меня с таким прекрасным произведением. Это не просто правда о войне, о героях в образе мальчишек и девчонок того времени. Это такая правда, которой не нужно искать дорогу к нашему сердцу, это та правда, которая притягивает наши сердца как магнит и потом уже никогда не отпускает, впрыскивая в нас то, что неуловимо меняет нас в сторону настоящей человечности.
Источник
