Осень гнилая давно уж настала полностью

Осень гнилая давно уж настала…

Осень гнилая давно уж настала,
Птицы говно начинают клювать.
На старом заборе ворона насрала,
Ну и погода, ёб твою мать.

Флегон А. За пределами русских словарей. Указатель сочинений. Лондон: Copyright Flegon Press, London, с. 99, 1973

Ред.: Алек Флегон (англ. Alec Flegon), настоящее имя Олег Васильевич Флегонт; годы жизни с 20 января 1924, с. Новоселица, Бессарабия, по 15 мая 2003, Лондон; издатель.
Ред.: Приводим ниже несколько иную интерпретацию стихотворения:

Осень настала,
Холодно стало.
Птички говно перестали клевать.
Выйдешь бывало,
Откроешь ебало,
Ну и погодушка,
Ёб твою мать.

Похожие записи автора

Стихи Есенина с матом

Стихи с матом

Похожие записи других авторов

Стихи с матом

• Что умеет аист
  Иоганн Гёте
• На кн. А. Н. Голицына
  Александр Пушкин
• Вам!
  Владимир Маяковский
• На Аракчеева (Всей России притеснитель…)
  Александр Пушкин
• К кастрату раз пришел скрипач…
  Александр Пушкин
• Припадками болезни женской…
  Александр Пушкин
• Ода к нужнику
  Михаил Лермонтов
• Платонизм
  Александр Пушкин

Тучи кругами над пашнями бродят,
Дождь моросит, всё печаль, да тоска,
Всех перестроек слова не заводят,
Я посылаю их издалека.

Утром проснусь, вмажу пару стаканов,
И на тальянке сыграю романс,
И до обеда давлю тараканов,
В нашей избушке танцуя брейкданс.

Вот она осень, весь день непогода,
Сырость повсюду, в душе мутота,
Сяду на трактор, забуду невзгоды,
К чёрту снесу пред правленьем врата.

А за вратами, забор весь с вороной,
Птиц подавлю, что клюют вновь г*вно,
И набухаюсь опять самогона,
Печень с циррозом? Плевать, всё равно!

После вспашу, и дорогу к деревне,
На… мать-природа, презент получай,
И подожгу все без листьев деревья,
Праздник устрою, гори, не скучай!

Позже дома, что остались в округе,
В них уж лет тридцать никто не живёт,
И буду ждать, – и метели и вьюги,
Встречу в трусах, босяком Новый год! )))

Владимир НЕЖНЫЙ © 31/10/2016

Эпиграф: «Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну обоссать…»
Сергей Есенин

Скоро морозы повсюду ударят,
Яйца замерзнут, и куры помрут,
Кланяться ветры всех злые заставят,
Кое-кого сразу нА х@р пошлют.

Ну, а пока же, хоть гниль, но приятно,
Вечером лунным луну обосс@ть,
Сильной, могучей и светлой струёю,
Кур и ворон во дворе распугать.

Встану на стул прямиком у окошка,
В лом туалет мне по лужам шагать,
В форточку юркнет облезлая кошка,
И я давай всех подряд поливать.

Я не Есенин, про образы сложно,
Где рифмоплёту их нынче сыскать,
Но обоссАть всех, и мне, то возможно,
В этом хочу от него не отстать.

Выпито пива намедне пять литров,
Полон пузырь, до отказа набит,
Всех с удовольствием я неприкрытым,
Ставлю мишенями сразу на вид.

Куры, вороны, луна и собачка,
Кошка, что прыгнула только в окно,
Ну, не простая простите задачка,
В птичек попасть, не попав на г@вно.

Быстро обделав росою природу,
Я закрываю наглухо окно,
Холодно в эту гнилую погоду,
Только в избе в это время тепло.

Дождь застучал, посмывал всю работу,
Птичек в амбар позагнал на насест,
А я продолжу былую работу,
Пива бухну литра три за присест.

Осень гнилая давно уж настала, –
А мне, что осень, зима – хрен один,
Лишь бы луна за окошком торчала,
И пивом полон всегда магазин! )))

Влад НЕЖНЫЙ © 30/12/2015

что это такое э

Долго не знал, что ответить, но тут как-то сложилось, под руку все попало, начиталось,
Не верится.
Согласен. Доставляет мало эстетического удовлетворения. Эту стихотворную форму можно условно отнести к авторству Сергея Есенина, но упоминание о ней есть в воспоминаниях Мариенгофа. Автограф отсутствует. Считаем уместным разместить данное стихотворение, и его варианты, наряду с хрестоматийными сочинениями и лубочными фотографиями, в канве человеческой составляющей автора. По поводу эстетики (сам спросил, сам ответил), в критике прочитал, что Есенин боготворил Пушкина, считал своим учителем, и тут, бац, натыкаюсь в воспоминаниях современника, П. В. Шаталова (кто это такой вообще, пролеткультовец?), Новый, 1920, год, Политех, имажинисты тянут, в частности Шершеневич (футурист/имажинист) огни зажигает (очень, очень рекомендую, зачетный поэт, половина имажинистов/футуристов и рядом не валялась), приезжает Есенин и двигает, мы, имажинисты, не признаем Пушкина (верить/не верить выбор читателя, воспоминание все таки не документ с печатью), зачитывает на память вступление к поэме «Евгений Онегин» (!) (надеемся не матерное, а то у нас есть ряд вариантов), проводит аналогию с «Чижиком-Пыжиком» (замахивается на святое, на послеутробное воспитание человека), и делает вывод о том, что так писать не надо (это уже пропахивает эгофутуризмом), а следует писать (ирония, орфография/физиология): Стану я на подоконник и поссу на желтую луну (жаль продолжения сей нетленки до нас не дошло, и не известно, дошло ли до практического усиления эффекта поэзии, но это уже эксгибиционизм). И вот тут уже у Нас возникает Ваш сакраментальный вопрос: Что это такое? Э…

Источник

Матерные стихи

Практически все стихи Есенина, содержащие табуированную лексику, датируются последним годом его жизни. Именно в этот период поэт испытывал сильную депрессию, так как утратил веру в любовь и потерял всякий смысл не только в творчестве, но и в собственном существовании. Поэтому неудивительно, что окружающий мир рисовался поэту исключительно в мрачных тонах.

К подобным произведениям, полным отчаянья и, в то же время, пьяной бравды, относится стихотворение «Сыпь гармоника. Скука… Скука», в котором автор в очередной раз пытается доказать всему миру и себе, в первую очередь, что его жизнь не была бессмысленной и напрасной. По косвенным признакам можно определить, что Есенин всерьез подумывает о самоубийстве, так как ему надоели постоянные пьянки, от которых мутится рассудок, и многочисленные дамы легкого поведения, которых Есенин меняет, как перчатки. От них он ждет душевного тепла и понимания, но знает, что проституток интересуют лишь деньги и дармовая выпивка. Однако у поэта еще все же есть надежда, что ему удастся вырваться из этого порочного омута. Поэтому он заявляет: «Я с собой не покончу, иди к чертям». И одновременно просит прощения у неизвестной собеседницы – одной из тех многочисленных женщин, которая все же сумела оставить след в его душе.

Стихотворение «Ветер веет с юга» выдержано в более жестком и агрессивном ключе. Его Есенин написал после того, как пригласил к себе в гости случайную знакомую, однако девушка, наслышанная о далеко не светских манерах поэта, отказалась дальнейшего продолжения знакомства. В результате автор выплеснул всю свою злобу и разочарование в двух коротких четверостишьях, смысл которых свелся к тому, что ему не составляет найти замену несговорчивой красавице и затащить в постель любую другую женщину.

К слову сказать, именно авторству Есенина принадлежит короткое четверостишие «Осень гнилая давно уж настала», которое он однажды прочитал своим друзьям, будучи изрядно подшофе. После этого крылатые строки пошли «гулять» в народ и даже претерпели некоторые изменения. Однако фразы «птицы говно перестали клевать» и «ну и погодка, е..т твою мать» были спонтанно придуманы этим великим русским поэтом. Подобных сиюминутных стихов у Есенина было довольно много. В частности, его авторству приписывают стихотворение «Не тужи дорогой, и не ахай», в котором поэт призывает своих врагов пойти по всем известному адресу, упреждая их желание послать самого Есенина куда подальше. Подобный же лейтмотив содержит и стихотворение «Пой же, пой. На проклятой гитаре», в котором поэт вновь затрагивает тему смерти. Обращаясь к неизвестному собеседнику, Есенин с некоторым сарказмом заявляет: «Только знаешь, пошли их на х..й. Не умру я, мой друг, никогда».

***
Ветер веет с юга
И луна взошла,
Что же ты, б*ядюга,
Ночью не пришла?

Не пришла ты ночью,
Не явилась днем.
Думаешь, мы дрочим?
Нет! Других е*ём!

***
Не тужи, дорогой, и не ахай,
Жизнь держи, как коня, за узду,
Посылай всех и каждого на х*й,
Чтоб тебя не послали в пиз*у!

***
Мне бы женщину — белую, белую
Ну а впрочем какая разница
Я прижал бы ее с силой к дереву
И в задницу, в задницу, в задницу.

***
Не смотри, что рассеян в россыпь,
что ломаю и мну себя.
Я раздел эту девку — Осень,
и забылся, ее еб@.
Ах ты с..ка! Такое тело
меж бл. дьми мне не сыскать!
Сладкой влагой плодов вспотела,
кольца ягод в твоих сосках.
Распахнула! О алый бархат
губ и губ! сумасшедший визг!
Не могу!! ! позовите Баха!
он напишет “сонату пизд”.
Ах пора ты моя живая!
Голова — голова — минет.
Разрывает меня, сжигает,
я кончаю… простите мне.

Осень гнилая давно уж настала

Осень гнилая давно уж настала
Птицы говно начинают клювать.
На старом заборе ворона насрала
Ну и погода, итить твою мать

Сукин сын

Снова выплыли годы из мрака
И шумят, как ромашковый луг.
Мне припомнилась нынче собака,
Что была моей юности друг.

Нынче юность моя отшумела,
Как подгнивший под окнами клен,
Но припомнил я девушку в белом,
Для которой был пес почтальон.

Не у всякого есть свой близкий,
Но она мне как песня была,
Потому что мои записки
Из ошейника пса не брала.

Никогда она их не читала,
И мой почерк ей был незнаком,
Но о чем-то подолгу мечтала
У калины за желтым прудом.

Я страдал. Я хотел ответа.
Не дождался. уехал. И вот
Через годы. известным поэтом
Снова здесь, у родимых ворот.

Та собака давно околела,
Но в ту ж масть, что с отливом в синь,
С лаем ливисто ошалелым
Меня встрел молодой ее сын.

Мать честная! И как же схожи!
Снова выплыла боль души.
С этой болью я будто моложе,
И хоть снова записки пиши.

Рад послушать я песню былую,
Но не лай ты! Не лай! Не лай!
Хочешь, пес, я тебя поцелую
За пробуженный в сердце май?

Поцелую, прижмусь к тебе телом
И, как друга, введу тебя в дом.
Да, мне нравилась девушка в белом,
Но теперь я люблю в голубом.

Пой же, пой! В роковом размахе

Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хую
Не умру я, мой друг, никогда.

Да! Теперь — решено без возврата

Да! Теперь — решено без возврата
Я покинул родные края,
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом мой давно ссутулился,
Старый пёс мой давно издох,
На московских изогнутых улицах
Помереть, знать, судил мне Бог.
А я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц…
Когда светит чёрт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак;
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролёт до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандюгами жарю спирт.
Сердце бьётся всё чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
«Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад.»
Назкий дом без меня ссутулился,
Старый пёс мой давно издох,
На московских изогнутых улицах,
Умереть, знать, судил мне Бог.

Сыпь, гармоника. Скука. Скука

Сыпь, гармоника. Скука. Скука.
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мною, паршивая сука,
Пей со мной.

Излюбили тебя, измызгали —
Невтерпеж.
Что ж ты смотришь так синими брызгами?
Иль в морду хошь?

В огород бы тебя на чучело,
Пугать ворон.
До печенок меня замучила
Со всех сторон.

Сыпь, гармоника. Сыпь, моя частая.
Пей, выдра, пей.
Мне бы лучше вон ту, сисястую, —
Она глупей.

Я средь женщин тебя не первую.
Немало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз.

Чем вольнее, тем звонче,
То здесь, то там.
Я с собой не покончу,
Иди к чертям.

К вашей своре собачьей
Пора простыть.
Дорогая, я плачу,
Прости. прости.

Источник

Матерные стихи Сергея Есенина

Ветер веет с юга…

Вот они, толстые ляжки…

Месяц рожу полощет в луже

Месяц рожу полощет в луже,
С неба светит лиловый сатин.
Я стою никому не нужен,
Одинокий и пьяный, один.

Мне бы женщину — белую, белую…

Не смотри, что рассеян в россыпь…

Не смотри, что рассеян в россыпь,
что ломаю и мну себя.

Я раздел эту девку — Осень,

и забылся, ее е*я.

Ах ты сука! Такое тело

меж бля*ьми мне не сыскать!

Сладкой влагой плодов вспотела,

кольца ягод в твоих сосках.

Распахнула! О алый бархат

губ и губ! Сумасшедший визг!

Не могу. Позовите Баха!

он напишет “сонату пи*д”.

Ах пора ты моя живая!

Голова — голова — ми*ет.

Разрывает меня, сжигает,

я кончаю…простите мне.

Не тужи, дорогой, и не ахай…

Осень гнилая давно уж настала

Пой же, пой. На проклятой гитаре…

Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.

Я не знал, что любовь — зараза,
Я не знал, что любовь — чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.

Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая красивая дрянь.

Ах постой. Я ее не ругаю.
Ах, постой. Я ее не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.

Льется дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углах прижимал.

Да! есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.

Так чего ж мне ее ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь — простыня да кровать.
Наша жизнь — поцелуй да в омут.

Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на х*й
Не умру я, мой друг, никогда.

Сорокоуст (А. Мариенгофу)

Трубит, трубит погибельный рог!
Как же быть, как же быть теперь нам
На измызганных ляжках дорог?

Вы, любители песенных блох,
Не хотите ль пососать у мерина?

Полно кротостью мордищ праздниться,
Любо ль, не любо ль, знай бери.
Хорошо, когда сумерки дразнятся
И всыпают вам в толстые задницы
Окровавленный веник зари.

Скоро заморозь известью выбелит
Тот поселок и эти луга.
Никуда вам не скрыться от гибели,
Никуда не уйти от врага.

Вот он, вот он с железным брюхом,
Тянет к глоткам равнин пятерню,
Водит старая мельница ухом,
Навострив мукомольный нюх.
И дворовый молчальник бык,
Что весь мозг свой на телок пролил,
Вытирая о прясло язык,
Почуял беду над полем.

Ах, не с того ли за селом
Так плачет жалостно гармоника:
Таля-ля-ля, тили-ли-гом
Висит над белым подоконником.
И желтый ветер осенницы
Не потому ль, синь рябью тронув,
Как будто бы с коней скребницей,
Очесывает листья с кленов.
Идет, идет он, страшный вестник,
Пятой громоздкой чащи ломит.
И все сильней тоскуют песни
Под лягушиный писк в соломе.
О, электрический восход,
Ремней и труб глухая хватка,
Се изб древенчатый живот
Трясет стальная лихорадка!

Видели ли вы,
Как бежит по степям,
В туманах озерных кроясь,
Железной ноздрей храпя,
На лапах чугунных поезд?

А за ним
По большой траве,
Как на празднике отчаянных гонок,
Тонкие ноги закидывая к голове,
Скачет красногривый жеребенок?

Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?
Неужель он не знает, что в полях бессиянных
Той поры не вернет его бег,
Когда пару красивых степных россиянок
Отдавал за коня печенег?
По-иному судьба на торгах перекрасила
Наш разбуженный скрежетом плес,
И за тысчи пудов конской кожи и мяса
Покупают теперь паровоз.

Черт бы взял тебя, скверный гость!
Наша песня с тобой не сживется.
Жаль, что в детстве тебя не пришлось
Утопить, как ведро в колодце.
Хорошо им стоять и смотреть,
Красить рты в жестяных поцелуях,—
Только мне, как псаломщику, петь
Над родимой страной “аллилуйя”.
Оттого-то в сентябрьскую склень
На сухой и холодный суглинок,
Головой размозжась о плетень,
Облилась кровью ягод рябина.
Оттого-то вросла тужиль
В переборы тальянки звонкой.
И соломой пропахший мужик
Захлебнулся лихой самогонкой.

Источник