Осенью дело было одну рябину
(1)По возвращении из краёв далёких засаживал я свой огород в деревне всякой древесной разностью, рябинами и калинами. (2)Одну рябинку, угнездившуюся возле обочины современной бетонной дороги, на крутом заносе давило колёсами машин, царапало, мяло. (З)Решил я её выкопать и увезти в свой одичавший огород. (4)Осенью дело было. (5)На рябине уцелело несколько пыльных листочков и две мятые розетки ягод. (б)Посаженная во дворе, под окном, рябинка приободрилась, летом зацвела уже четырьмя розетками. (7)И каждое лето, каждую осень украшалась одной-двумя розетками, и такая яркая, такая нарядная и уверенная в себе сделалась — глаз не оторвать! (8) А коли осень тёплая выпадала, рябинка пробовала цвести по второму разу. (9)Два года спустя привезли саженцы из городского питомника, на свободном месте я посадил ещё четыре рябинки. (10)Эти пошли вширь. (11)Едва одну-две розетки ягод вымучат, зато уж зелень пышна на них, зато уж листья роями, этакие вальяжные барышни с городских угодий. (12)А дичка моя совсем взрослая и весёлая сделалась. (13)Одной осенью особенно уж яркая на ней ягода выросла. (14)И вдруг стая свиристелей на неё сверху свалилась, дружно начали птицы лакомиться ягодой. (15)И переговариваются, переговариваются: вот какую рябину мы сыскали, экую вкуснятину нам лето припасло. (16)Минут за десять хохлатые нарядные работницы обчистили деревце, а на те, что из питомника, даже и не присели. (17)Думал я, потом, когда корма меньше по лесам и садам останется, птицы непременно прилетят. (18)Нет, не прилетели. (19)В следующие осени, коли случалось свиристелям залетать в мой разросшийся по огороду лес, они уж привычно рассаживались на рябинку-дичку и по-прежнему на те питомниковые деревца, лениво вымучивающие по несколько розеток, так ни разу и не позарились. (20)Есть, есть душа вещей, есть, есть душа растений. (21)Дикая рябинка со своей благодарной и тихой душой услышала, приманила и накормила прихотливых лакомок-птичек. (22)Да и я однажды пощипал с розеток ярких плодов. (23)Крепки, терпки, тайгою отдают — не забыло деревце, где выросло, в жилах своих сок таёжный сохранило. (24)А вокруг рябины и под нею цветы растут — медуница-веснянка. (25)На голой ещё земле, после долгой зимы радует глаз. (26)Первое время густо её цвело по огороду, даже из гряд кое-где выпрастываются бархатные листья — и сразу цвесть, стебли множить. (27)Следом календула выходит и всё-то лето светится горячими угольями там и сям, овощи негде растить. (28)Тётка моя невоздержанна на слово была, взялась полоть в огороде и ну по-чёрному бранить медуницу с календулой. (29)Я — доблестный хозяин — к тётке присоединился. (З0)Приезжаю следующей весной — в огороде у меня пусто и голо, скорбная земля в прошлогодней траве и плесени, ни медуницы, ни календулы нет, и другие растения как-то испуганно растут, к забору жмутся, под строениями прячутся. (31)Поскучнел мой огород, впору его уж участком назвать. (32)Лишь поздней порой где-то в борозде, под забором, увидел я униженно прячущуюся, сморщенно синеющую медуничку. (33)Встал на колени, разгрёб мусор и старую траву вокруг цветка, взрыхлил пальцами землю и попросил у растения прощения за бранные слова. (34)Медуничка имела милостивую душу, простила хозяина и растёт ныне по всему огороду, невестится каждую весну свободно и привольно.(35)Но календулы, уголёчков этих радостных, нигде нет. (З6)Пробовал посадить — одно лето поцветут, но уж не вольничают, самосевом нигде не всходят. (37)Вот тут и гляди вокруг, думай, прежде чем худое слово уронить на землю, прежде чем оскорбить Богом тебе подаренное растение и благодать всякую. (По В. Астафьеву)
«Только то и имеет будущее, что сделано в согласии с природой»,- сказал однажды В.В.Докучаев. Так ли это? Как природа взаимосвязана с жизнью человека? Над этими вопросами размышляет В.П Астафьев.
Вы видите только 35% текста. Оплатите один раз,
чтобы читать целиком более 6000 сочинений сразу по всем предметам
Доступ будет предоставлен бессрочно, навсегда.
Источник
Помогите написать сжатое изложение
Осенью дело было. Одну рябинку, росшую возле обочины современной бетонной дороги, давило колёсами машин, царапало, мяло. Решил я её выкопать и увезти в свой одичавший огород. На рябине уцелело несколько пыльных листочков и две мятых розетки ягод. Посаженная во дворе, под окном, рябинка приободрилась, летом зацвела уже четырьмя розетками. Я обрубил, вычистил землю вокруг дикой рябинки, и стала она расти, крепнуть, и такая яркая, такая нарядная и уверенная в себе сделалась – глаз не оторвать! Два года спустя привезли саженцы из городского питомника, на свободном месте я посадил ещё четыре рябинки. Эти пошли вширь. Едва одну-две розетки ягод вымучат, зато уж зелень пышна на них, зато уж листья роями, этакие вальяжные барышни с городских угодий. А дикая моя рябинка совсем взрослая и весёлая сделалась. Одной осенью особенно уж ярка и обильна на ней ягода выросла. И вдруг стая свиристелей на неё сверху свалилась, дружно начали птицы лакомиться ягодой. Минут за десять хохлатые нарядные работницы обчистили деревце. Обработали деловые птахи дикую рябинку, а на те, что из питомника, даже и не присели. Дикая рябинка со своей благодарной и тихой душой услышала, приманила и накормила прихотливых лакомок-птичек. А вокруг рябины и под нею цветы растут – медуница-веснянка. На голой ещё земле, после долгой зимы радует глаз. Следом календула выходит и всё-то лето светится горячими угольями там и сям, овощам негде расти. Взялась как-то моя тётка полоть в огороде и стала бранить медуницу с календулой. Приезжаю следующей весной – в огороде у меня пусто и голо, скорбная земля в прошлогодней траве и плесени, ни медуницы, ни календулы нет, и другие растения как-то испуганно растут, к забору жмутся, под строениями прячутся. Поскучнел мой огород. Лишь поздней порой где-то в борозде, под забором увидел я униженно прячущуюся, сморщенно синеющую медуничку. Встал я на колени, разгрёб мусор и старую траву вокруг цветка, взрыхлил пальцами землю и попросил у растения прощение за бранные слова. Медуничка имела милостивую душу, простила хозяина и растёт ныне по всему огороду широко и привольно. Но календулы нигде нет… Пробовал сажать – одно лето поцветут, но уж не вольничают, самосевом нигде не всходят. Вот тут и гляди вокруг, думай, прежде чем худое слово уронить на землю.
Источник
50 баллов
Напишите сжатое изложение не более 100 слов
Осенью дело было.
Одну рябинку, росшую возле обочины современной бетонной дороги,
давило колёсами машин, царапало, мяло. Решил я её выкопать
и увезти в
свой одичавший огород. На рябине уцелело несколько пыльных листочков
и две мятых розетки ягод.
Посаженная во дворе, под окном, рябинка приободрилась, летом
зацвела уже четырьмя розетками. Я обрубил, вычистил землю вокруг дикой
рябинки, и стала она расти, крепнуть, и такая яркая, такая нарядная
и уверенная в себе сделалась – глаз не оторвать!
Два года спустя привезли саженцы из городского питомника, на
свободном месте я посадил ещё четыре рябинки. Эти пошли вширь. Едва
одну-две розетки ягод вымучат, зато уж зелень пышна на них, зато уж листья
роями, этакие вальяжные барышни с городских угодий.
А дикая моя рябинка совсем взрослая
и весёлая сделалась. Одной
осенью особенно уж ярка
и обильна на ней ягода выросла. И вдруг стая
свиристелей на неё сверху свалилась, дружно начали птицы лакомиться
ягодой. Минут за десять хохлатые нарядные работницы обчистили деревце.Мы везли клетки с ондатрами к большим озёрам. Там был намечен
выпуск зверьков. Одна ондатра приболела, и лесник предусмотрительно
отсадил её в отдельную клетку. На мой вопрос о зверьке он грустно пожал
плечами, помолчал
и только потом ответил: «Плохо. Совсем задыхается.
И помочь не можем».
При тщательном осмотре я заметил на шее зверька маленькую ранку.
Мы выстригли мех вокруг неё
и промыли раствором марганцовки.
Я устроил ондатре удобное, мягкое лежбище. Налил свежей воды,
подсыпал овса. Зверёк сидел, всё так же нахохлившись, и был совершенно
равнодушен ко всему. Я присел около клетки, и наши глаза встретились.
Ондатра печально
и пристально смотрела на меня, и я неожиданно для себя
сказал ей: «Ну, моя красавица! Теперь всё будет хорошо».
Мы продвигались всё дальше к месту выпуска ондатр. Зверёк начал
поправляться. Сперва в его глазах исчезла неуёмная тоска, потом глазёнки
стали поглядывать
и вовсе весело.
Мы подружились со зверьком. Её клетка всегда была рядом со мной,
в лодке
и на ночёвке. Я брал ондатру на руки, гладил, а она весело
поглядывала на меня
и даже «разговаривала»: как бы чуть слышно цокала,
а временами раздавался своеобразный переливчатый писк.
И вот мы
у цели. Вечером выпуск зверей в родную среду обитания.
Мне
и грустно, и радостно. Грустно оттого, что расстаюсь с моей красавицей
навсегда, радостно, что выпускаю её на свободу. Клетки разнесены по
кромке берега большого озера. Дверки открывают одну за другой. Зверьки
выскакивают из секций
и плюхаются в воду. Вот они уже снуют вдоль
берега, ныряют, с писком гоняются друг за другом.
Отворил дверку
и я. Взяв в руки ондатру, шагнул
и тихо опустил на
воду. В тот же миг с громким всплеском она нырнула.
Ну вот
и всё. «Живи, моя красавица», – сказал я, опускаясь на кочку.
Грустно ли было мне в этот момент? Конечно, грустно, даже больше чем
грустно. «Вот как можно привыкнуть к зверёнышу», – подумал я, наблюдая
за весёлой суматохой зверьков. Неожиданно
у самых моих ног появилась
ондатра. Сомнения не было. Это была она, моя красавица. Да, она
действительно была красивой, или уж показалась мне такой в лучах
заходящего солнца, в блестящей, с бронзовым отливом шубке.
Ондатра выползла на берег
и по моей ноге вскарабкалась на колени.
Вскарабкалась
и сразу «заговорила».
Я гладил её
и повторял: «Моя
красавица». Посидев немного, ондатра забеспокоилась, спрыгнула с колен
и убежала в воду, а я ещё долго сидел на берегу…
(По
К.Д. Янковскому)
(377 слов)
Источник
Осенью дело было одну рябину
Переставши слышать свой труд, любить его «звук», мы теряем себя.
«Жизнь сладка и печальна», — когда-то я скользнул по этой строчке Сомерсета Моэма и пропустил ее мимо памяти.
Но вот она вернулась ко мне и звучит, звучит грустной музыкой в усталой, стареющей душе.
Если писательство есть умение расставлять лучшие слова в лучшем порядке, английский классик владел этим умением в совершенстве. Да вот понимание сие приходит не вдруг, на закате дней приходит, когда всякое слово, всякая музыка звучат в одном только настрое, в значении особом, в смысле уже неоспоримом.
Худого слова и растение боится
По возвращении из краев далеких засаживал я свой огород в деревне всякой древесной разностью, допрежь всего рябинами и калинами. Одну рябинку, на слизневском утесе угнездившуюся, возле обочины современной бетонной дороги, на крутом заносе давило колесами машин, царапало, мяло. Решил я ее выкопать и увезти в свой одичавший огород.
Осенью дело было. На рябине уцелело несколько пыльных листочков и две мятых розетки ягод. Посаженная во дворе, под окном, рябинка приободрилась, летом зацвела уже четырьмя розетками. И пошла, и пошла в рост, детишек-поконов вокруг себя навыталкивала из земли столько, что и самой жить негде, и питаться нечем. Я обрубил, вычистил землю вокруг дикой рябинки, и давай она расти, крепнуть одним стволом. И каждое лето, каждую осень украшалась добавленно одной-двумя розетками и такая яркая, такая нарядная и уверенная в себе сделалась — глаз не оторвать!
А коли осень теплая выпадает, рябинка пробует цвести по второму разу. Застенчиво, притаенно высветит три-четыре белых розетки с сиреневым отливом.
Два года спустя привезли саженцы из городского питомника, на свободном месте я посадил еще четыре рябинки. Эти пошли вширь и в дурь. Едва одну-две розетки ягод вымучат, зато уж зелень пышна на них, зато уж листья роями, этакие вальяжные барышни с городских угодий.
А дичка моя совсем взрослая и веселая сделалась. Одной осенью особенно уж ярка и рясна на ней ягода выросла.
И вдруг стая свиристелей на нее сверху свалилась, дружно начали птицы лакомиться ягодой. И переговариваются, переговариваются — вот какую рябину мы сыскали, экую вкуснятину нам лето припасло. Минут за десять хохлатые нарядные работницы обчистили деревце. Одни обклевыши на розетках остались.
Обработали деловые птахи дикую рябинку, а на те, что из питомника, даже и не присели.
Думал я, потом, когда корма меньше по лесам и садам останется, птицы непременно прилетят. Нет, не прилетели.
В следующие осени, коли случалось свиристелям залетать в мой разросшийся по огороду лес, они уж привычно рассаживались на рябинку-дичку и по-прежнему на те питомниковые деревца, лениво вымучивающие по нескольку розеток, так ни разу и не позарились.
Есть, есть душа вещей, есть, есть душа растений. Дикая рябинка со своей благодарной и тихой душой услышала, приманила и накормила прихотливых лакомок-птичек. Да и я однажды пощипал с розеток ярких плодов. Крепки, терпки, тайгою отдают — не забыло деревце, где выросло, в жилах своих сок таежный сохранило. А вокруг рябины и под нею цветы растут — медуница-веснянка. На голой еще земле, после долгой зимы радует глаз. Первое время густо ее цвело по огороду, даже из гряд кое-где выпрастываются бархатные листья — и сразу цвесть, стебли множить. Следом календула выходит и все-то лето светится горячими угольями там и сям, овощи негде расти.
Тетка-покойница невоздержанна на слово была, взялась полоть в огороде и ну по-черному бранить медуницу с календулой. Я — доблестный хозяин — к тетке подсоединился и раз-другой облаял свободные неприхотливые растения.
Приезжаю следующей весной — в огороде у меня пусто и голо, скорбная земля в прошлогодней траве и плесени, ни медуницы, ни календулы нет, и другие растения как-то испуганно растут, к забору жмутся, под строениями прячутся.
Поскучнел мой огород, впору его уж участком назвать. Лишь поздней порой где-то в борозде, под забором увидел я униженно прячущуюся, сморщенно синеющую медуничку. Встал я на колени, разгреб мусор и старую траву вокруг цветка, взрыхлил пальцами землю и попросил у растения прощение за бранные слова.
Медуничка имела милостивую душу, простила хозяина-богохульника и растет ныне по всему огороду, невестится каждую весну широко и привольно.
Но календулы, уголечков этих радостных, нигде нет… Пробовал садить — одно лето поцветут, но уж не вольничают, самосевом нигде не всходят.
Вот тут и гляди вокруг, думай, прежде чем худое слово уронить на землю, прежде чем оскорбить Богом тебе подаренное растение и благодать всякую.
Свеча над Енисеем
Напротив села, на скале, обкатанной дождями и временем, похожей на запекшийся кулич, чуть ниже гор и отрогов скал, отдаляясь, скорее отскочив от прибрежного леса, растет береза. Я помню ее с детства. Она уже старая, но по росту все девушка — не хватило ни почвы, ни свету, ни размаха дереву.
Эта береза распочинает осень на левом, скалистом берегу Енисея: числа двадцатого — двадцать пятого августа приоткрывается на ней полоска едва видной прожелтины, и быстро-быстро, за несколько дней, от низу до верху вся береза сделается будто свечка восковая. Последним пламенем, словно ярким вскриком в оконце лета, заявит она о себе и сразу же отделится от мира, от леса, от реки и всего своего земного окружения.
Стоит деревце одиноко и тихо светится, молитвенно догорает. Только белый ствол, будто кость, с каждым утренником проступает все явственней, все отчетливей от корня до вершинки.
Но вот конец августа, завершение прошлогоднего лета. Вышел я на берег, нашел взглядом деревце, которому так и суждено вековать в девичьем облике. Зеленая стоит березка, разве что чуть приморилась, ужалась в себе.
Быть благодатной осени, извещает. Молчит святая душа березки, которую язык не поворачивается назвать бобылкой. Но ласточки уже улетели, в палисаднике моем со стороны солнца окалиной покрылись листья на черемухе.
Все равно быть осени, быть непогоде, все равно зазимиться и на сей раз за день облететь и погаснуть, но пока стоит, молчит тихая вещунья на голой скале.
Ниже ее в камне пещера таинственно щурится, под нею ключ шевелится, еще ниже Енисей под солнцем сиянием исходит, вроде бы и не шевелится, только дышит холодом, навевая предчувствие неминуемой осени.
Свечечка, родная, не зажигайся подольше, не сгорай дотла, пусть дни погожие и ясные дольше постоят, порадуют людей, их, кроме природы, уже некому и нечем радовать.
И останься за нами, красуйся, как и до нас красовалась на утесе. Гори и не гасни над Енисеем, над миром, в храме природы, негасимым желтым огоньком свеча вечности.
У коми-пермяков, как и у многих давних народов, еще не забывших себя и Бога, существуют тайные, торжественные, порой причудливые обычаи. Почти все они связаны с землей-кормилицей и природой, землю оберегающей, скотов и людей производящей.
Один из них, из обычаев, заключается в том, чтобы в момент цветения ржи никакая зараза о себе не заявляла, никакой крик, даже громкий разговор не проникали на ржаное поле, не достигали слуха его. В период цветения ржи не только от какого-либо шума, неблагоприятно сказывающегося на урожае, — следовало воздерживаться и от супружеских отношений, не стирать, не полоскать белье, не белить холста.
Самое цветение ржи, по поверьям пермяков, происходит в полдень. В старину в полдень люди прятались в избах, запирали двери, занавешивали окна, ложились в пологи и молчали. В это время никто не должен касаться голыми руками колосьев ржи, курить табак возле цветущего поля и производить какой-либо гам, тем более лаяться на земле.
Я почти четверть века прожил на Урале, прикипел к этой усталой, присмирелой земле, кажется, помню, понимаю, слышу и вижу, ощущаю пору цветения ржи, когда и в самом деле сделается тихо-тихо в селении, оно вдруг отдалится от всего и жители села, кого где застал полдень, сомлело замрут в себе. Только зарницы, томительные зарницы, сверкают, плещутся над лесами и полями, голубым и белым пламенем озаряя покорные колосья.
Источник
